Переосмысливать и переписывать историю в угоду текущему моменту последние два десятилетия стало модным занятием. И делают это не только историки, но все, кому не лень.

Вот и я решил проявить себя на этом поприще, но не переписывая
саму историю (не историк я), а попробовав смоделировать варианты развития событий в настоящем (альтернативная история Латвии) и будущем, исходя из событий, которые имели аналоги в прошлом Латвии. Особых знаний для этого не требуется,  всё зависит от фантазии автора. А фантазия у автора буйная.

Хочу особо отметить, что целью данной статьи не является оскорбление или унижение патриотических чувств латышей или разжигание межнациональной ненависти.
Всё с точностью до наоборот: желание доказать вредность и абсурдность радикального национализма, ксенофобии и шовинизма.

Для начала несколько определений:

История (от греческого historía — рассказ о прошлых событиях, повествование о том, что узнано, исследовано), изучающая прошлое человеческого общества во всей его конкретности и многообразии, которое познаётся с целью понимания его настоящего и перспектив в будущем.

Альтернати́внаяисто́рия (АИ) — жанр фантастики, посвящённый изображению реальности, которая могла бы быть, если бы история, в один из своих переломных моментов (точек бифуркации, или точек развилки) пошла по другому пути.

Утопия (др.-греч. τοπος — «место», ου-τοπος — «не место», «место, которого нет»)— жанр художественной литературы, близкий к научной фантастике, описывающий модель идеального, с точки зрения автора, общества. В отличие от антиутопии характеризуется верой автора в безупречность модели.

Патриоти́зм (греч.πατριώτης — соотечественник, πατρίς — отечество) — нравственный и политический принцип, социальное чувство, содержанием которого является любовь к Отечеству и готовность подчинить его интересам свои частные интересы. Патриотизм предполагает гордость достижениями и культурой своей Родины, желание сохранять её характер и культурные особенности и идентификация себя с другими членами народа, готовность подчинить свои интересы интересам страны, стремление защищать интересы Родины и своего народа.

Национали́зм (фр. nationalisme) — идеология и направление политики, базовым принципом которых является тезис о ценности нации как высшей формы общественного единства и её первичности в государствообразующем процессе. Отличается многообразием течений, некоторые из них противоречат друг другу^[1]. Как политическое движение, национализм стремится к защите интересов национальной общности в отношениях с государственной властью.

Шовини́зм (фр.  chauvinisme) — агрессивная идеология и политика, проповедь национального превосходства. В некоторых случаях трактуется как крайняя форма национализма.

Ксенофо́бия (от греч.ξένος, «чужой» и φόβος, «страх») — нетерпимость к кому-либо или чему-либо чужому, незнакомому, непривычному. Восприятие чужого как непонятного, непостижимого, а поэтому опасного и враждебного. Воздвигнутое в ранг мировоззрения, может стать причиной вражды по принципу национального, религиозного или социального деления. Также может (редко) трактоваться буквально, как навязчивый страх перед другими людьми, то есть фобия в клиническом смысле

Итак, что мы имеем в прошлом.

Первой утопией в истории западной литературы считается модель идеального общества в диалоге Платона «Государство». Кроме того, утопические мотивы присутствуют в мифологиях практически всех народов, например, у национально мыслящих латышей.

Латышская утопия "Латышская Латвия", или "Латвия без инородцев"- это этнопроект идеального будущего Латвии, резко отличающийся от наличной реальности и противопоставленный ей, опирающийся на миф о том, что тридцатые годы прошлого
века, когда Латвией твёрдой рукой руководил Вождь (Вадонис), так называемые годы Улманиса- "Ulmaņa laiki",  на всём протяжении вплоть до сорокового года были беспроблемными счастливыми годами экономического процветания латышской Латвии.

Ulmaņa laiki тридцатых и есть первая латышская утопия. Почему утопия? Да потому, что
годы диктатуры мифологизированы, отлакированы. Идеализированное, лубочное отображение тех времён (об этом ниже), как золотой век латышей, с идеальным правлением и абсолютной справедливостью, не совсем корректен, так как пришёл к абсолютной власти, фактически к диктатуре Вадонис в результате... антигосударственного (антиконституционного) переворота (путча) и установил в стране
этнократическую диктатуру с сопутствующими ей цензурой, подавлением инакомыслия и прочими авторитарными "прелестями".

Вот как это было:

У тогда ещё претендента на Вадониса К. Улманиса, которого тогда именовали не иначе, как «отцом латвийской коррупции», фактически не было никаких шансов на переизбрание в Сейм осенью 1934 года. А такой расклад его не устраивал, вот и пошёл он по стопам... алкоголика лейтенант Эдгара Озолиньша, который 21 января 1927 года с будуна "увидел белочку" и приказал своей роте, расквартированной  в Валмиере, захватить почту, телефон, вокзал и объявил, что в Латвийском государстве совершен государственный же переворот. Правда, он не уточнил, кто, для чего и почему пришел к власти, но рота солдат реально в течение нескольких часов контролировала город — никто воспротивиться не посмел, все восприняли «новую власть» без возражений (менталитААте). Так же спокойно жители города вернулся к прежней власти, когда совсем белого и совсем горячего лейтенанта отправили в психиатрическую лечебницу.

Раз уж спьяну-сдуру один лейтенант мог «установить власть» в одном из крупнейших городов Латвии, то почему же вполне трезвый премьер-министр  Латвии, которому помогали руководство айзсаргов и министр обороны Я. Балодис, имеющие в своем распоряжении несколько рот айзсаргов, не могли бы захватить власть в Риге? Поэтому «пьяный путч» 1927 года можно считать генеральной репетицией 15 мая.

Далее все прошло как по нотам — 21 апреля перконкрустовцы  оклеили все города Латвии призывами установить «национальную диктатуру». Однако на эти призывы пассивный (менталитААте) народ никак не отреагировал. Это сразу оценил Улманис и, объявив, что экстремисты «готовятся расстрелять членов правительства и Сейма», установил свою диктатуру — вообще разогнав Сейм и партии, «приостановив» навсегда конституцию.

И стал он Вадонисом, и стал строить латышскую Латвию, и всем было счастье.
Европа заваливалась латвийским маслом и беконом


 (в 30-е годы Латвия считалась одним из самых востребованных поставщиков бекона в Англию, Данию, Бельгию, Германию и Голландию.  В то время поголовье отечественных свиней было вдвое больше нынешнего: 880 000 против нынешних 450 000. Примерно половину мяса Латвия успешно экспортировала), плотогоны гнали плоты с экспортной древесиной мимо Стабурагского утёса,


небо бороздил аэроплан лётчика Цукурса, а батрак за один сезон мог заработать велосипед

Да что велосипед!   Появились новые латыши, а у них как и сейчас водились деньги.  Самые дешевые марки можно было купить за 4000 латов (зарплата депутатов и ведущих актеров Русского театра была 300, полицейский получал 140, продавец в хорошем магазине – 70, а рабочий у Кузнецова – 25 латов). Но при желании и наличии средств в Риге можно было купить и Rolls-Royse за каких-нибудь 80000 латов.
Были рассмотрены возможности создания чисто латвийского автомобиля, однако не получилось. Тогда государство купило лицензию на сборку нескольких фордовских моделей.




Были построены современная для того времени армия, авиация и флот.

И всё это стало возможным потому, что Улманис взял за основу экономическую модель Рузвельта — Кейнса, которые считали, что экономика должна регулироваться государством (плановая экономика).

Следующий шаг Улманиса — объединение в 1939 году 50 торговых и промышленных предприятий в один синдикат. Потом реформа кооперации — по всей стране, в каждой отрасли создавались магазины, торгующие рыбой, мясом, овощами. Крестьяне знали, что произведенную ими продукцию государство железно купит по твердым ценам.

Знаменитый бекон и масло, которые шли на экспорт, государство приобретало у местных производителей дороже, чем продавало за границу! Разница покрывалась госдотациями. То, как Латвия кормила буквально всю Европу, — сказка, на самом деле ее продукция была неконкурентоспособной на мировом рынке, и прибалтийским странам удавалось удержаться там только путем демпинга.

Так, Улманис поддерживал свою главную опору — зажиточных крестьян. А ведь 97% крестьянских хозяйств в начале 30–х годов не имели электричества, многие вообще жили на уровне XIX века, пользуясь лишь вилами, граблями и лопатами. На 270 тысяч хозяйств имелось лишь 1300 тракторов и 9 тысяч простейших картофелеуборочных машин! Однажды Улманис поехал в Бауский уезд и был поражен тем, что на селе остались почти одни старики, а молодежь вся подалась в города.

Президент приказал создать Всеобщий сельскохозяйственный банк и выдавать кредиты на покупку земли, и это помогло изменить ситуацию на селе. В 1940 году появилось 1840 хозяйств — в основном на землях, оставшихся от уехавших в Германию немцев. По количеству произведенной на душу населения сельхозпродукции Латвия опережала Литву и Польшу — страны, чьими товарами сегодня завалены наши прилавки.

Сегодня наши жители массово едут на заработки в Ирландию, а в конце 30–х годов на латвийских фермах работало 40 тысяч рабочих из Литвы и Польши. У нас платили больше: в 1930 году национальный доход в Литве составлял 280 латов на одного жителя, в Польше — 380, в Латвии же — 600 (всего на 10 латов меньше, чем в Финляндии).

"Латвийские деньги — за латвийский товар!" — этот лозунг отражал идею Улманиса сокращать долю импорта. Девальвация лата, о необходимости которой сейчас так много говорят, тоже была проведена в 1936–м: фунт стерлингов вместо прежних 25 латов стал стоить 15,5 лата.

Опять вспоминается тот же Годманис, который недавно глубокомысленно заявил, что, не уничтожь мы в 1990–е все промышленные гиганты, сейчас бы столкнулись с гораздо большим кризисом и безработицей. А в 1930–е годы благодаря господдержке латвийские заводы и фабрики смогли выпускать велосипеды, телефонные и радиоаппараты, легкие самолеты и даже самый маленький в мире фотоаппарат "Минокс", прославивший завод ВЭФ и инженера Вальтера Цаппа. "Ригас аудумс" поставлял ткани в дома моды Парижа и Милана, открыл филиал в Литве.

Все эти предприятия давали десятки тысяч рабочих мест. А ведь еще в январе 1932–го число безработных, согласно официальной статистике, достигало 43,5 тысячи человек. И тем не менее кризис страна преодолела достаточно быстро. Значит, плановая экономика Улманиса дала положительный результат? Историк Жагарс кивает, но уточняет: у промышленности был один существенный недостаток: она в основном работала на иностранном сырье. Нефть, бензин, чугун, химикаты, египетский хлопок привозились из–за рубежа. И это сыграло роковую роль в 1939 году, когда началась война.
Источник

Хоть годы Улманиса были годами экономического процветания, но у простого народа жизнь была очень тяжелой.

Люди жили очень и очень скромно. Не было пенсий по старости, не было пособий по безработице — только женщинам с детьми выделяли какие–то деньги. Тем, кто сегодня мечтает о сильной руке, полезно напомнить и другие детали 30–х годов.

В 1934 году введена была цензура, через 4 года появился новый закон о печати, который регламентировал все, о чем можно и — главное — о чем нельзя говорить и писать СМИ. Русской газете "Сегодня", к примеру, постоянно ставили в вину то, что она недостаточно много места уделяет инициативам вождя и слишком много статей посвящает международным событиям.

— Существовало правило, что если в школе проводится классный вечер, то разрешение на его проведение должно быть получено в полиции, — говорит Эрик Жагарс. — Программа вечера с обязательной патриотической речью тоже должна быть утверждена и согласована заранее. Более того — на самом вечере присутствовал полицейский! Скажу больше: если две семьи в количестве 8 и более человек собрались поехать куда–нибудь на экскурсию, то эта экскурсия тоже должна быть зарегистрирована в полиции!

Другими словами, сладкая сказка о "золотых временах Улманиса" превращается в мрачную сказку о полицейском государстве. Еще один миф — скромность вождя. У него не было семьи, он был не замечен в связях с женщинами, и сам напыщенно заявлял: "Я женат на Латвии". Жил в казенной квартире прямо в здании Министерства иностранных дел.

Эрик Жагарс говорит, что Улманис получал огромные деньги, которые ему подносили в качестве подарков и пожертвований. Один из таких подарков, к примеру, летний дворец в Саркандаугаве, который президенту подарил Кредитный банк. И тем не менее до сих ученые спорят над тем, куда Улманис тратил все эти суммы.

— Думаю, что могу ответить: у президента была целая армия осведомителей! Он ведь хотел быть в курсе всего, что происходило в стране, знать все, о чем говорили и думали люди. Именно на информаторов и шли его сбережения. В архивах я наткнулся на отчет чиновника, который отправлялся в Салдус с инспекцией лесного хозяйства, и попутно ему предлагали за дополнительную плату собрать информацию на начальника полиции, городского голову, начальника айзсаргов. Оплачивалась такая деятельность щедро: при зарплате в 140 латов за сбор информации платили 300!

Кризис № 2
Еще один миф: "Какие бы трудности не ожидали страну в связи со Второй мировой войной, — читаю я в книге "История Латвии ХХ век", — Латвия справилась бы с ними, если бы не советская оккупация". Эрик Адольфович отвечает: в 30–е годы Латвия пережила не один, а два экономических кризиса. И второй был куда страшнее первого: он разразился в 1939 году и связан с началом Второй мировой войны.

— Первыми латвийскими жертвами Второй мировой войны были наши моряки торговых судов. Несмотря на то что Латвия была нейтральной страной, немцы устроили на торговые корабли настоящую охоту. Из–за блокады в стране начался сырьевой и топливный кризис. По Латвии это ударило особенно сильно, так как 94% внешней торговли страны шло морским путем, а 70% импорта–экспорта связано было лишь с двумя странами — с Англией и Германией. А они оказались воюющими между собой.

"Главное сейчас — бережливость!" — поучал Улманис. В сентябре 1939 года вождь устроил прием в Латышском обществе. На столах в качестве угощения стояли стаканы с молоком и булочки. Этот эпизод показывает, насколько критической стала экономическая обстановка в стране. Президент даже объявил премию на лучшую статью о бережливости. Уже в сентябре ввели талоны на бензин, в октябре — на сахар и керосин, планировали и на мыло. В два раза увеличилась норма вырубки леса. К счастью, эстонцы помогли сланцем и вступили в работу две турбины Кегумской ГЭС, что позволило смягчить остроту кризиса.

Однако отсутствие сырья восполнить было нечем. В конце 1939 года прекратили работу 156 предприятий, столько же получили разрешение уволить часть рабочих, почти сто предприятий перешли на сокращенную неделю — с шестидневки на пяти— и даже четырехдневку, с 8 часового рабочего дня на 7–6–часовой. Поскольку рабочие получали почасовую оплату, то заработки резко понизились. А потом предприятия стали отправлять сотрудников в неоплаченный отпуск на несколько месяцев.

Начался рост цен на сельхозпродукцию, появились очереди в магазинах. Помня Первую мировую войну, люди начали запасаться товарами впрок. Недовольство народа начало расти. Улманис очень боялся социального взрыва и поэтому открыл 13 дешевых столовых для рижских рабочих. А главной задачей 1940 года президент назвал понижение цен на мясо. Для этой цели был создана инспекция цен, которая размещалась… в нынешнем здании сейма. Мой собеседник улыбается: в фильме "Страшный год" приход Советской армии показан эпизодом, где красноармеец штурмует сейм! А на самом деле — штурмует инспекцию цен!

Цены, однако, понизить не удалось. Безработица тоже росла. Специально созданное министерство торговли и промышленности не смогло урегулировать ситуацию, которая ухудшалась с каждым месяцем. Пришлось вводить крутую меру — обязательную трудовую повинность. С 15 мая 1940 года все лица трудоспособного возраста от 16 до 60 лет, не занятые или недостаточно занятые на работе, должны регистрироваться для отправки на хозработы. Пригрозили проводить регулярные облавы по кафе и насильно отправлять на село тех, кто днем может себе позволить рассиживать без дела! За уклонение от повинности — штраф в размере 500 латов или две недели тюрьмы.

Повинность была суровой — приходилось не только заготавливать сено или собирать картофель, но могли отправить на торфоразработки или заготовку леса. Горожане отчаянно сопротивлялись — не хотели на несколько месяцев покидать свои семьи, гнуть спину на фермеров или в жутких условиях добывать торф. Весной 1940 года всем фирмам было приказано создать неприкосновенные запасы сырья и каждые 5 дней отчитываться министерству об обстановке.

Эрик Жагарс подчеркивает, что после установления советской власти этот НЗ пустили в ход, что позволило открыть рабочие места и сразу добиться подъема производства на 23%. Хотя сейчас этот факт некоторые историки трактуют иначе: мол, увеличение производства связано с приездом мигрантов.

— Не было тогда большого количества мигрантов — только военные и члены их семей, поэтому и разговоры о том, что очереди в магазины тоже создавали оголодавшие советские люди, не соответствуют действительности, — говорит Эрик Жагарс. — К тому же весь первый год советской власти в Прибалтике Латвия, Литва и Эстония были отделены от всего Советского Союза и друг от друга границами — настоящими границами с пограничниками, которые не пускали сюда никого без особого разрешения.

СССР спасает Латвию

По убеждению Э. Жагарса, этот второй кризис значительно смягчило торговое соглашение между СССР и Латвией от 18 октября 1939 года: 30 миллионов экспорта и столько же импорта! Именно из СССР пришли долгожданный уголь, хлопок. Интересно, что во время первого кризиса существовала так называемая "Балтийская клаузула" между Англией и тремя прибалтийскими республиками, которая запрещала им торговать с СССР теми товарами, которые желала экспортировать сама Британия.

Латвия вынуждена была подчиняться и автоматически снижать и поставки своей продукции: если в 1929 году страна экспортировала в Советский Союз товаров на 40 млн. латов, то в 1933 году — только 1,2 млн. В то же время сама Англия и Германия ввели практику бартера, или клиринга. К 1939 году Англия уже отошла на второй план, а Германия вела себя крайне бесцеремонно. Списки клиринга составляла именно Германия и часто вынуждала Латвию расплачиваться беконом и маслом за совершенно не нужный ей товар.

К примеру, накануне войны Латвия была буквально завалена немецкими детскими игрушками. Часто Германия вообще "забывала" расплатиться. Фактически Латвия кредитовала нацистскую Германию, так как в 1939 году Германия задолжала нашей стране 20 миллионов латов. Бартер стал способом диктовать Прибалтике волю рейха — в 1933 году Латвии была объявлена "масляная война", а годом позже временно лишили поставок и Литву. Прибалты были наказаны за протесты против преследований евреев в Германии.

— Третий экономический кризис в Латвии начался осенью 39–го, сразу после немецкой оккупации — большинство предприятий прекратило работу из–за неимения сырья, — завершает Эрик Жагарс. — В августе 1941 г. на "Ригас аудумс" из 800 работников оставили только 5. И то это была охрана. Куда девались уволенные рабочие? Они заняли места евреев, которых отправили в гетто. Но это уже совсем другая история…

"Вести Сегодня +", № 36.

Автор: Юлия Александрова ( с сокращениями)
 

Источник:

Но в один момент золотой век Ulmaņa laiki кончился и началась Krievu laiki - оккупация: большевики запугали Вадониса, а тот возьми и сдай всю страну без единого выстрела. Предательство ему простили и после оккупации поставили памятник. Следует сказать, что бескровный характер оккупации стал возможным из-за  большевистского настроя части населения вкупе с недовольством многих социальных слоев, а также национальных меньшинств социальной и национальной политикой (латышская Латвия) государства после переворота 15 мая 1934 года, что во многом предопределил выбор жителей Латвии в 1940 году.
А потом были Vācu laiki- оккупация, а потом опять Krievu laiki - оккупация...
Спустя полвека на эти события стали смотреть по-другому. Определяющей стала позиция реваншистски настроенной радикальной части западной латышской эмиграции, представленной как бывшими сторонниками этнократического режима Карлиса Ульманиса (1934–1940), так и бывшими нацистскими коллаборационистами периода гитлеровской оккупации Латвии.
16 мая 1996 года в латвийском парламенте случился скандал. При обсуждении представленного фракцией «Латвияй» законопроекта «Об оккупации Латвии» депутат от Социалистической партии Александр Голубов с трибуны парламента заявил, что Латвия встретила войска СССР как освободителей, а не как оккупантов. Это заявление, по сообщению прессы, вызвало «бурю возмущения и свист в зале пленарного заседания Саэйма». Текст законопроекта содержал два основных вывода: 1) в событиях 1940 года в Латвии виновны исключительно внешние силы и 2) действия СССР в отношении Латвии привели сначала к оккупации, а затем и к ликвидации независимого Латвийского государства. Оба этих вывода носили, если можно так выразиться, стратегический характер, поскольку: а) содержали косвенное оправдание национальной политики авторитарного и этнократического режима К. Улманиса, б) должны были оправдать проводимую после 1991 года политику разделения общества на граждан и лиц без латвийского гражданства, а также выдворения лиц без гражданства из страны.

 Как предельно откровенно в 2005 году заявила Вайра Паэгле, председатель комиссии по иностранным делам Сейма ЛР, «если мы отказываемся от концепции оккупации, то ставим под угрозу нашу политику в отношении гражданства, в отношении неграждан и их прав (запрет на участие в муниципальных выборах) и других ключевых вопросов. Понятно, что на такой шаг мы пойти не можем»

На уровне ООН факт оккупации Латвии Советским Союзом летом 1940 года не признан и, более того, не может быть признан, несмотря на все призывы правящей элиты Латвии к странам мира и международным организациям признать факт этой самой оккупации.
И это факт. Но!

Всем уже с подачи всемирно известного главы МИДа Латвии Гиртса Валдиса Кристовскиса

известно, что  «Факт оккупации» – основная ценность Латвийского государства.

"Сомневающиеся в оккупации не верят в законность страны"

  Может быть, благодаря этимологии термина (от греч. «место, которого нет»). Латышская утопия нередко ассоциируется с рентген-кабинетным мышлением, сочиняющим несбыточные планы и химеры. Но это упрощенное понимание. Национальный утопизм отнюдь не беспочвен, он возникает как ответ на определенные общественные запросы, влияет на умы и ход событий. Независимо от того, как велико это влияние и насколько результаты соответствуют первоначальным замыслам, Латышская утопия выступает как своеобразная форма социального действия, социальной критики, например, сейчас много пишут о необходимости ужесточить власть в стране, ссылаясь на опыт довоенной Латвии, когда диктатура Улманиса позволила вывести страну из экономического кризиса. Но этому мешает Сатверсме. Чтобы это препятствие обойти, отдельные спонсоры нынешних партий, входящих в Парламет Латвии, напрямую призывают к тому, что надо изменить существующий государственный строй, то есть совершить государственный переворот.
Вот эти призывы:


Многие тезисы напрямую позаимствованы у Вадониса.

Продолжение следует.

Буду строить Альтернативную утопию, используя материалы в Интернете и Октябрьские Тезисы врача из США Айварса Слуциса, а именно:

В своем письме Гиртсу Валдису Кристовскису Айварс Слуцис пишет о том, что:

1. Некоторые латыши-суперпатриоты слишком лояльны к латвийским русскими, и что «латышские политики должны быть намного, намного радикальнее и смелее в борьбе за латышскую Латвию!».

2. Демонстрации на улицах ничего не дадут, национальные, патриотические латыши должны получить контроль в Сейме. Для того чтобы получить контроль, латышское объединение должно получить в Сейме от 65 до 70 мест. Получив эти места, латышское объединение должно, во-первых, объявить частично чрезвычайное положение, чтобы обойти коррумпированных чиновников и суды, а, во-вторых, расширить закон «о стукачах», чтобы использовать свидетельства маленьких воров о больших ворах, облегчая для маленьких воров наказания и выплачивая им премии за особо ценные показания.

3. Надо «арестовать по крайней мере тысячу самых крупных жуликов и воров и отнять у них всю собственность, в том числе и в зарубежных банках». Называются и конкретные фамилии: Шкеле, Годманис, Каргин, Шлесерс, Калвитис, Алдермане.

4. Следует заморозить предоставление гражданства и пересмотреть все случаи предоставления гражданства с 1991 года - с мыслью большую часть отнять.

5. Образование во всех школах должно вестись только на латышском языке.

6. Надо нанять на работу в бюро по госязыку «тысячу инспекторов, каждый из которых будет собирать тысячу латов в день».

7. Запретить политическую деятельность всем, кто занимал ответственные посты в годы оккупации.

8. Опубликовать «мешки КГБ».

9. Активно поддерживать репатриацию русских. Как пишет Слуцис, «русские находятся в Латвии незаконно, они вошли, когда Латвия была оккупирована, и остаются до сих пор, потому что их агенты - подкупленные и шантажированные - продолжают контролировать Латвию». Начать репатриацию предлагается «с большого плаката у российского посольства, указав, в каком месте находится бюро, помогающее русским уехать в Россию на постоянное место жительства, и что Россия платит репатриантам по 2000 латов».

10. Построить свою атомную станцию, чтобы быть независимыми от Газпрома и России.

11. Ликвидировать Плявиньскую ГЭС, чтобы скала Стабурагс поднялась из воды.

Латышская утопия. Часть II. Латвия по Слуцису. Ликвидация Плявиньской ГЭС

12. Аннулировать передачу Абрене России и решение о том, что русские милитаристы остались в Латвии.

13. Создать Земессардзе по крайней мере из ста тысяч человек, восстановить обязательную воинскую службу сроком хотя бы на полгода.

14. Закрыть в Риге все частные игорные заведения и построить одно красивое государственное казино.

При написании утопии не использовал:

• Платон, «Государство»
• Томас Мор, «Утопия» («Золотая книга, столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия») (1516)
• Томмазо Кампанелла, «Город солнца» («Город Солнца, или Идеальная республика. Политический диалог») (1602)
• Иоганн Валентин Андреэ, «Христианополь» («Крепость Христа, или Описание республики Христианополь») (1619)
• Фрэнсис Бэкон, «Новая Атлантида» (1627)
• Дени Верас, «История севарамбов» (1675)
• Габриэль де Фуаньи "Приключения Жака Садера, его путешествие и открытие Астральной (Южной) Земли" (1676)
• Этен-Габриэль Морелли "Базилиада, или Кораблекрушение у плавучих островов" (1753)
• Луи Мерсье, «2440 год» (1770)
• Этьен Кабе, «Путешествие в Икарию» (1840)
• Николай Чернышевский, «Четвертый сон Веры Павловны» (1863)
• Сэмюэл Батлер, «Едгин» (1872), «Возвращение в Едгин» (1901)